суббота, 28 февраля 2015 г.

вторник, 24 февраля 2015 г.

Концептуальная пара «Игрушка – Игра» как основа всеобщей модели формирования и развития культуры

by  0
Зыков М.Б. Концептуальная пара «Игрушка – Игра» как основа всеобщей модели формирования и развития культуры // Сборник «Игра – Игрушка – Игровые технологии и Праздник  в социальной педагогике детства». Материалы научно-практической конференции по празднично-игровой культуре / Ответственный редактор С.В. Григорьев. Под общей редакцией С.В. Григорьева, Н.В. Кленовой, А.С Фролова. – М.: МГДД(Ю)Т, 2012. – 200 с.  ISBN 978-5-8094-0056. – C. 24-26.

Zykov M.B. Conceptual Pare “Toy – Game” as a Base for General Model of Forming and Development of Culture // “Game – Toy – Game Technologies and Festivity in Social Science of Childhood”. – Moscow, 2012. – 200 pages. – P. 24-26.

tt0_125_235.1,  (страница 1)
Form of Culture:  #22 Game (Игра)
Address:  Elets, Russia, World Wide “Tolstoy-Templeton” Library “Laws of Life” (“Human Capital”).

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ПАРА «ИГРУШКА-ИГРА» КАК ОСНОВА ВСЕОБЩЕЙ МОДЕЛИ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ КУЛЬТУРЫ

Зыков М.Б. (Москва)

Кто внимательно следит за развитием празднично-игровой культуры, может заметить отсутствие в теоретических работах тесной связи между двумя поня­тиями - «игрушкой» и «игрой». Считается как бы само собой разумеющимся, что ребёнок «играет» игрушкой или «в игрушку», то есть наличие игрушки предполагает начало игры. Есть игрушка - будет и игра. Но вот логическая причинно-следственная цепочка в обратном направлении - «есть игра, значит, есть и соответствующая ей, организующая её игрушка», — не столь очевидна.
В бытовом, организационном и спортивном словоупотреблении из факта наличия игры вовсе не следует факт присутствия игрушки как центра, стержня, организующего начало игры. Однако связь между понятиями «игра» и «игруш­ка» совершенно очевидна в русском языке (корень слов - один и тот же). Ещё более очевидна эта связь в других славянских языках, где слово «играшка» для обозначения «игрушки» прямо указывает на глагол «играть» (в русском языке смена буквы «а» на букву «у» несколько маскирует единство корней слов иг­рушка и игра).
Однако факт есть факт, но в русскоязычной научной литературе теория иг­ры, теория игрушки, теория празднично-игровой культуры не только существуют no-отдельности, но и разбегаются со временем. Безусловно, этому есть причина, причём, фундаментальная. А потому выяснение этой причины может иметь большое значение для развития всех трёх упомянутых выше теорий. В этой работе я хотел бы обозначить свою позицию: нет игры
tt0_125_235.2,  (страница 2)
без игрушки, нет игрушки без игры. Другими словами, игрой может быть названа только такая деятельность, в которой есть играние игрушкой, особого рода манипулирова­ние игрушкой. Если нет игры, играния в данный момент и в данное время, то предмет, который обычно называют игрушкой, в данное время и в данном ме­сте - не игрушка, а просто предмет с присущими ему физическими свойствами.
Концептуальная пара «игрушка-игра» принципиально неразлучима. Здра­вому рассудку это кажется чудом, волшебством каким-то. В самом деле, всякая игрушка есть физический предмет. Всякая игра есть формальный перечень пра­вил этой игры. С какой стати этот физический предмет должен нерасторжимым образом соединиться с эти перечнем правил? Чудо такого соединения, это вол­шебство осуществляется волшебником - «играющим». Следует говорить не о «концептуальной паре», а о «концептуальной триаде»: ИГРУШКА - ИГРА - ИГРАЮЩИЙ (ИГРОК).
Интересно, что и про человека можно сказать, что он «игрок» лишь в тот момент, когда он играет. Попытка назвать его так в другое время, в другом ме­сте, в другом контексте всегда оскорбительна, по крайней мере, двусмысленна с возможностью дурного истолкования. Из этого следует, что родным лингви­стическим гнездом для слова «игрок» является лишь триада «игра - игрок - иг­рушка». Из этих трёх слов самым «неудобным» для теоретической работы (с. 24) является слово «игрушка», поскольку на нём лежит печать пренебрежительности, несерьёзности, забавности. Это не очень хорошо, потому что при построении научной теории и без того хватает всевозможных препятствий на пути к истине, чтобы ещё испытывать мощное подсознательное давление не понятных до кон­ца коннотаций.
Кому-то эти размышления покажутся плохими, «лёгкой добычей» «науч­ной» критики. Но мне эта «игра в слова» кажется настолько серьёзной и умест­ной, что предлагаю научному сообществу создать и принять к использованию искусственный аналог бытовому понятию «игрушка» - понятие «игр». Тогда базовую понятийную триаду можно представить так: Игр - Игра - Игрок – Игр – Игра — Игрок … и т.д.
Поскольку наука, научная коммуникация — дела между­народные, лучше взять буквы из латиницы, например, заменить «Игр» на Т (англ. Toy), «Игра» - на Е (англ, event) , «Игрок» - на Р (англ, player). Тогда принципиальная триада будет выглядеть так: Т-Е-Р-Т-Е-Р- и т.д.
При этом под «Т» я понимаю «предмет игры (игровой предмет, предмет, в который играют, например, футбольный мяч в футболе или обычную детскую куклу), под «Е» - процесс игры, под «Р» - игрока. Если воспользоваться грубой аналогией с физической теорий, то Т, Е и Р являются, no-отдельности, «атома­ми» теории празднично-игровой культуры, а триады {Т, Е, Р} — её «молекула­ми». Предлагаемый мною подход требует признать, что корректный научный дискурс по поводу любых Т, Е или Р возможен только при условии, что все три «атома» берутся в их неразрывном единстве, в виде цельной «молекулы» одно­моментно.
tt0_125_235.3,  (страница 3)
Огромной теоретической проблемой является связь празднично-игровой культуры со всеобщей культурой. Обычно видят множество видов культуры, однако общая теория культуры ещё не построена. Мне представляется продук­тивным вспомнить о столь характерном для марксистской философии учении о формах общественного сознания. Безусловно, сам термин «форма обществен­ного сознания» не является корректным. Сознание неразрывно связано с язы­ком и мышлением, терять сознание может лишь живой человек. Если же мы го­ворим, что сознание теряет общество, то, значит, мы вкладываем совсем другое содержание в понятие общественного «сознания», чем в случае «сознания» жи­вого человека. Это не говорит о том, что марксистское учение ложно. Просто всё гораздо сложнее, и эту теорию, как и всякую другую, надо серьёзно развивать дальше. Но использование термина «сознание» весьма продуктивно хотя бы потому, что психология практически достоверно доказала, что сознание интенционально, то есть всякому субъективному сознанию соответствует внеш­ний объективный, не-субъективный предмет.
Индивидуальное сознание «развертывается» во взаимодействии — интен-циональном - с внешним материальным (физическим) «своим предметом». Оно есть единство, триада Т, Е1 и PL Но Т может быть «своим предметом» и для любого другого индивидуального сознания, может стать частью другой триады - Т, Е2 и Р2, Т, ЕЗ и РЗ и т.д. В качестве Т может выступить физически произ­носимый человеком звук. В результате длительной «игры» в филогенетическом (с. 25)  развитии определенной («национальной») группы людей («Что наша жизнь? – Игра!» — скажет Пушкин) звук или сочетание звуков могут превратится в слово, в «игрушку». Люди получат возможность «играть» в новую игру - человече­ское вербальное общение. В онтогенезе ребёнка с превращением комбинации звуков в слова, в «речевые игрушки», происходит примерно то же самое. Ребё­нок из животного преобразуется в человека, приобретая сознание в процессе «речевых игр». Сознание игрой и развёртывается. Поскольку сознание есть аб­солютный базис индивидуальной человечности, а по самому генезису своему оно игрой в звуки и слова порождается и есть аутентичный результат этой иг­ры, то игровая деятельность становится единственной «собственно детской» формой деятельности ребёнка во всех остальных жизненных проявлениях, при удовлетворении любых жизненных потребностей детского организма и форми­рующейся личностной индивидуальности.
По мере взросления игровой компонент личностного конструирования уходит в тень, «забывается», превращается в досознательное, подсознательное, бессознательное. Ребёнок превращается во взрослого человека. Многим кажет­ся, что во взрослой жизни уже не до игры. Однако это не так. Человек в каче­стве вечного «игрока» (Р) пожизненно прикован к «оси» всей своей жизни – триаде {Т, Е, Р}, стремится при всякой возможности и в любом месте слить в неразрывное единство самого себя
tt0_125_235.4,  (страница 4)
(«Я-игрока») со своей любимой «игрушкой» (моё второе «Я», «Я-игр») в процессе «моей любимой игры» («Я-игры»). Пере­фразируя слова А.С. Пушкина, можно было бы ответить на вопрос, поставлен­ный так: «Жизнь человека есть деятельностная реализация сущностного потен­циала триады {Т, Е, Р} в данное время, в данном месте и в предлагаемых обсто­ятельствах».
Двигаясь в заданном идейном направлении, можно надеяться получить весьма впечатляющие теоретические результаты в исследовании таких объек­тов и явлений, как человеческая любовь (во всех её вариантах), как коллектив­ное сумасшествие, именуемое футбольным матчем, поведение покупателя в ма­газине (высший комплимент - «не вещь, а игрушка!», «просто игрушка!»), творчество, патриотизм, «вещизм», «общество потребления», алкоголизм, наркомания и даже международный терроризм.
Пришло время осознать поистине грандиозный философский и методоло­гический потенциал исследований, направленных на познание законов и зако­номерностей того, что мы до сих пор называли очень торжественно, но слегка пренебрежительно «празднично-игровой культурой». Я советую всем людям, отдавшим свою жизнь игрушкам, играм и игрокам, вооружиться «третьим гла­зом» и посмотреть на мир всеми тремя широко открытыми глазами сквозь очки концептуальной триады (Т, Е, Р}.
tt0_125_235.4.  (страница 4)